ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 1 (Искусство на Западе) - Страница 113

113

Мрачное раздумье буржуазных публицистов в значительной степени верно. Хотя, конечно, страна обладает большими ресурсами, чем они предполагают, несмотря на весь свой патриотизм. Прежде всего нисколько не убывает талантливость расы, затем растет с необыкновенною быстротою организованность и влияние пролетарских масс. Наконец, до разорения еще далеко. Желая бросить неприятную тень на новое фискальное законодательство, введение которого в жизнь в настоящее время уже не является вопросом, буржуазные вороны каркали, что при таких условиях капитал начнет отливать из Франции, что кредит будет потрясен в корне и т. п. И что же? Новый французский заем до официального открытия подписки на него покрыт уже пятнадцать раз!

Но оставим в стороне вопрос о грядущих судьбах Франции и о грядущем месте ее в европейском концерте в областях экономической и политической. Как обстоит дело с областью художественной? Есть, конечно, французские патриоты и в этой области, готовые повторять всякие формулы, вроде «шапками закидаем» и «мы ко всему готовы». Однако и в этом отношении дают себя знать симптомы далеко не столь успокоительные, заставляющие некоторых хороших знатоков французской и немецкой художественной жизни не без тревоги смотреть в будущее.

Областью, в которой вкус и художественное дарование все еще доминируют и которая тем не менее уже входит в рамки промышленности, является производство мебели и предметов роскоши.

В течение очень долгого времени французы в этой носящей здесь имя декоративного искусства области не знали соперников. Последняя международная выставка впервые ознакомила широкие французские круги с мебелью и всякой изящной утварью мюнхенских образцов. Правда, большинство критиков, а за ними и большинство публики притворялось, что смеется над грубостью немецкого вкуса. Но на самом деле смех этот был жалкий. Замечательная мюнхенская и особенно голландская мебель на Брюссельской всемирной выставке уже безусловно затмила мебель французскую.

Началась тревога. Было ясно — за это говорили цифры, — что если не консервативные французы, то, во всяком случае, остальная Европа, зажиточная и богатая, начинает со скукой отворачиваться от «вечных» моделей французов, от стилей Людовиков и ампир.

Изощренный и ломкий «модерн» не смог явиться в этом отношении серьезным конкурентом. Но мюнхенцы и голландцы пошли по новому пути, по пути упрощения форм мебели, замены разных украшающих ее финтифлюшек и богатства обивки чрезвычайной тщательностью отделки подлинного дерева, не заслоненного никакими наклейками и политурами, комфортабельностью и рациональностью форм каждой вещи, солидностью ансамбля, большей частью темного, с несколькими яркими бликами крупной медной или эмалированной посуды и т. п.

Голландцы при этом еще умеют придать ансамблям мебели кроме немецкой солидности какую–то необычайную уютность.

Подделка под красивую, но устаревшую рухлядь, массами производимая в парижских фобургах, стала терпеть в сбыте.

Французские художники решили вмешаться в это дело, и вот появился при всех Салонах особый отдел декоративного искусства, то есть меблировки. Устраивается он очень широко и блестяще. Вам показывают целые анфилады комнат, иногда даже маленькие квартиры, убранные целиком одним художником.

Увы, отнюдь не на мой только взгляд, французский вкус и французская изобретательность потерпели здесь поражение. Желая во что бы то ни стало дать что–нибудь новое, но не в «тяжелом мюнхенском стиле» и не в «мещанском голландском», французы стали метаться без дороги, ибо в этих двух стилях есть одна основная нота, которой суждено победить: правдивость, простота, рациональность.

Сначала под влиянием русского балета и особенно Бакста во французских меблировках стали преобладать подушки. Более или менее наспех изготовленная деревянная мебель забрасывалась целыми горами безвкусных и ярких подушек. Правда, благодаря огромной изощренности вкуса французские декораторы каким–то таинственным образом достигли и здесь в конце концов красочной гармонии, и на первый взгляд эти симфонии из подушек казались красивыми; но при ближайшем рассмотрении вся нелепость затеи становилась ясной до тошноты. В настоящее время уклонение пошло в другую сторону. Огромное большинство французских декораторов с Ирибом, самым изысканным из них, во главе вновь вступили на путь модерн–декаданса. Обри Бердсли явно царит над их воображением. Столы и стулья столь хрупки, стоят на таких нематериальных ножках, что к употреблению явно не годны. Самые причудливые гаммы, сине–желтая, черно–белая, пускаются в ход. Ириб прямо заявил, что в его комнаты можно входить только в соответственных стилю костюмах. Как картины эти ансамбли в большинстве случаев изящны, иногда полны мрачного юмора или утонченного до отчаяния настроения. Но жить в этих ярких комнатах с ломкой мебелью, в этом то оранжевом, то винно–красном цвете абсолютно невозможно. Из такого кабинета в первый же день сбежишь в первое кафе на углу, и, проснувшись два–три раза в такой спальне, несомненно проявишь признаки легкого, но неуклонно прогрессирующего психоза.

Один только Франсис Журден старается давать мебель дешевую, уютную и в то же время полную своеобразия. Его мебель, как я слышал, спускается до столь дешевых цен, что даже семья хорошо оплачиваемого рабочего может в рассрочку приобрести такую меблировку. Боюсь только, что мебель Журдена, некоторые комнаты которого невозможно не одобрить, — непрочна. Изящество и артистичность идут здесь часто (быть может, при дешевых ценах, иначе нельзя в наше время) в ущерб солидности материала. В мебели же это очень дурно. Я не говорю о керамике, посуде и т. п. Здесь Лялйк показал, что тонкий фарфор, бронза, золото, драгоценные камни могут быть с огромным успехом заменены при художественной трактовке стеклом. Стекла Лялика— это безусловно огромное завоевание французского декоративного искусства.

113